Враг моего врага...

У большинства из нас на подсознательном уровне существует представление о том, что любой конфликт — это борьба кого-то «хорошего» против кого-то «плохого». Не возьмусь судить о том, почему и как этот шаблон у нас формируется. Но он находит свое отражение везде — и в детских сказках (где в 90% случаев речь идет о борьбе добра со злом), и в знаменитой пословице «враг моего врага — мой друг».

В результате мы зачастую в автоматическом режиме делаем вывод о том, что если одна из сторон конфликта «плохая» (какой бы смысл мы ни вкладывали в это понятие), то другая — обязательно «хорошая» и наши симпатии должны быть на ее стороне. Очернить одного противника — значит обелить другого.

Между тем, это далеко не так.

Враг моего изначального врага — не всегда мой друг. Более того, он может оказаться для меня худшим врагом, чем мой изначальный враг, и его победа может быть мне совершенно невыгодна. То, что одна сторона конфликта «плохая», не делает вторую сторону автоматически «хорошей» (какой бы смысл мы не вкладывали в это понятие). Конфликты между «плохими» и «плохими» происходят никак не реже, чем между «плохими» и «хорошими».

Но ведь даже из двух «плохих» кто-то хуже? Совершенно не обязательно. Цитируя известного государственного деятеля, вполне возможен вариант «оба хуже». И тогда, цитируя другого известного государственного деятеля, наиболее разумная позиция — «пусть они убивают друг друга как можно больше».

Может ли, условно говоря, существовать конфликт между «хорошими» и «хорошими»? Да, может, хотя многое зависит от того, какой именно смысл мы вкладываем в понятие «хороший». Сами термины «хороший» и «плохой» настолько характерны для бинарного мышления, настолько непригодны для описания и анализа ситуаций, что я употребляю их здесь по одной-единственной причине: потому что подавляющее большинство из нас вольно или невольно думают именно в таких категориях.